Пойти в лес, лечь и замереть. Превратиться в бесплотный дух и парить высоко над землей. Внимать легким шорохам веток, хвои, коры. Войти в ствол дерева и остаться там навеки.
Деревья живут стоя, в стужу, в жару, под дождем и снегом. Их можно сломать, срубить, спилить, но никто не знает, есть ли у них душа. Они хранят невозмутимое молчание, хорошо ли, плохо ли им. Распускают ли буйную листву, теряют ли ее - они молчат. Кто слышал и каким способом, каким прибором и в каком звуковом диапазоне, как говорят деревья? Где у них глаза, где уши, где мозг? Быть может, они всем своим телом и глаза, и уши, и мозг, и рот, неслышный нам.
Мудрее ли человек, царь ли природы? Скорее всего, он пронырливее, расторопнее, суетливее всего остального сущего на земле. Но не мудрее.
Царство растений гораздо жизнеспособнее царства людей, растения жили многие и многие миллионы лет до человека и прожили бы гораздо больше без него, и не просто больше, а гармоничнее и разумнее. Они спокойно бы встретили крах Земли, к которому она неизбежно движется.
Уже в пути то, что рано или поздно поглотит нашу Землю. И если человек перед лицом неминуемой катастрофы суетится, мечется в поисках выхода, разбивая лоб, плодясь, старясь и умирая в тоске и унынии, то деревья молчат и не сгибая несут свой ствол навстречу погибели.
Меня давно уже мучает видение "огней больших городов", не отпускает надежда оказаться среди этих огней, суетные мечтания не уходят и сетью ложатся на всю мою жизнь. И в этой сети мечтаний я барахтаюсь, вою от тоски, нервничаю, порчу себе кровь. Что ищу в людях больших городов, не знаю, не ведаю. Это при моей-то замкнутости.
Так и не научился жить среди людей, да и не хочу этому учиться. Даже сколько-нибудь связно не представляю, что же это такое - лад среди людей, мечта Василия Белова. Умом, может быть, и представляю, но чувство, укоренившееся древесное чувство отказывается понимать. И что же такое тогда огни больших городов? Огни сами по себе, вот что. Панорамы города, блеск, архитектура, шелест ног и шин, разодетые толпы, вокзалы и метро - что в них самих по себе, как они сравнятся с красотой лесов и в чем их разнообразие? Суета одна и мельтешение перед глазами. И если это все привлекательно для тебя, значит, нет у тебя корня, нет ствола, остова, основы.
Похожи ли эти рассуждения на обычное брюзжание провинциала по поводу столичной жизни? Возможно. Но я не обычный провинциал, и брюзжание мое не совсем обычное. Для меня что большой город, что малый - мельтешение и людская возня. В малом городе эта возня просто более уродливые формы принимает, но по большому счету разницы почти нет.
С другой стороны, доводы зависят от намерений, и будь у меня другой характер, другие намерения, и доводы мои были бы другими, не менее, впрочем, убедительными. Но я и не претендую на универсальность суждений. Все, что хочу доказать, это то, что для меня, для моего характера верна эта цепочка рассуждений, и пойти наперекор характеру в моем возрасте все равно, что пытаться пересадить на новое место 10-метровое дерево. Ничего хорошего не жди от такой пересадки.
Наверное, когда живешь на автомате, на автопилоте, какой-то смысл и какая-то польза в этом есть. Накапливаются силы, например. Подспудная работа, знания и навыки для применения в будущем и т.д. Но исчезает радость жизни, свежесть восприятия.
Сейчас читаю Моэма... и не исчезает чувство спертости, затхлости что-ли. Это вечно серое небо, мир через постылость, отсутствие каких бы то ни было озарений, вспышек, радости - в целом, эта вечная рассудительность, правильность рассуждений даже в тех случаях, когда они вроде бы идут наперекор общему мнению. Короче, тотальная пресность - честное слово, слепок с моей жизни в последнее время. Есть причины тому и главная - молох суеты. Не смог я сохранить осетровский дух (жизнь на Осетре - это мир через радость, а не мир через пресность), поддался дешевому азарту, который очень быстро превратился в рутину.
Есть один очень простой способ перехода в радость и блаженство - бросить пить и курить. Вся эта постылая серьезность во многом связана с этими дурными привычками. С привычками - вот что еще интересно. В общем случае, когда жизнь превращается в последовательность воплощающихся привычек, она становится постылой, пресной, нерадостной.
У Геннадия Гора есть пронзительно чистая повесть "Человек без привычек". Есть еще несколько вещей в моей библиотеке, тоже восстающих против привычек ("Тихое бегство", например). Стихи китайцев из "Светлого источника" поражают свежестью вполне обычных слов, и не надо искать этому объяснения в каких-то особенных размерах стиха или стандартах словосочетаний. Нет этому объяснения с технической стороны. Просто люди искренно нежно смотрели на мир. Радостно - не в сугубо ограниченном, утилитарно улыбчивом смысле "say cheese", а в смысле новизны, яркости, удивления, способности удивляться, присущих разве что детству. Вот как сохранить это на всю жизнь? Нет ответа. Нет методы, нет тактики и стратегии.
Радость - самодостаточное качество, ничем не вырабатываемое и не определяемое, как выносливость - упорством, упорство - воспитанием, угрюмство - замкнутостью и т.д. Элементарное, первичное, примитивное качество - радость. Быть самим собой, очнуться от спячки, вернуться назад к самому себе - вот самое общее пожелание...
Говоря о привычках, я не имею в виду чисто техническую, методическую, так сказать, часть привычек. Она, действительно, по природе своей рутинная, затхлая. И горе мне, если собьюсь на рутину. Но есть и другая, скрытая сторона привычек, и обнаруживается она тогда, когда применяется способ ad absurdum - избавление от привычек тоже привычкой становится. Стволы спилены, но корни-то остались. Вот в корнях всё и дело.
Можно, конечно, выкорчевать и корни, но тогда от человека останется пустое место. А корни - это как раз и есть все свежее, радостное, чистое в человеке. Это неизменно чистое чувство, и в его неизменности и кроется самая главная привычка, корень всех корней.
Выкорчуешь главный корень - погибнут и боковые. Лишишься бокового корня и оставишь в целости главный - выживешь, пройдешь сквозь любые невзгоды. И никакими поверхностными методами не поможешь главному корню, он слишком глубоко кроется, слишком недоступен для всяких "методов".
Жизнь слишком коротка, чтобы надоесть. Вспыхнула и погасла. И есть ли смысл в яркости вспышки или в том, светит ли она ярко и другим, таким же преходящим вспышкам? Жизнь дерева, сама его форма очень похожи на вспышку, гибель дерева мало похожа на угасание вспышки. В ней больше достоинства.
Важно не только с достоинством вспыхнуть, но и с достоинством погаснуть. В этом смысл - есть.
Есть разница между: один или N раз в год съездить в Москву ("в Москву" - условно говоря, вообще же - "в центр"), живя в деревне - и наоборот, один или N раз в год съездить в деревню, живя в Москве. "Что тебе нужно, выбирай", как пел Цой. Где видишь больше достоинства, к чему лежит душа, что чище, честнее, ближе тебе, то и выбирай. Это не выбор между "камнем лежать" и "гореть звездой". Это не выбор звезды деревни. Это не выбор камня Москвы. Это твой выбор.
Статистика - упрямая вещь. И по статистике выходит так, что воевать, драться, убивать - дело молодых, а мириться, дружить, любить - дело старых. Парадоксальный факт: лучше любви нет, чем любовь стариков. Убеждаюсь в этом на каждом шагу.
На злобу дня: самое гнусное в этом нацизме украинском - то, что мы это уже проходили. В этом нет ничего нового. Это уже заранее обрыдло и только для юнцов это всё внове. Вот эта занудная рассчитанная нацистская манера "Hitleruegend" угнетает. Гнусный расчет взрослых дядей на неопытность, агрессивность, азарт, авантюризм и, главное, на податливость и "обучаемость" молодежи (в отличие от упертости и критичности стариков) - вот что противно. И противно то, что заранее знаешь, что этот расчет обречен на провал. Мы это уже проходили. Пройдем и на этот раз, через боль, скуку и брезгливость.
Подросток у Достоевского обуреваем всеми соблазнами дьявола - чудом, тайной, властью. Достоевский написал "Подростка" в свои 53 года и мысли в него вложил совсем не подростковые.
Чехов заметил, что у хохлушек бывают два настроения - они либо смеются, либо плачут. Конечно, довольно преувеличенное, но по сути верное замечание. Нет ничего плохого в этом. Бойся третьего настроения - среднего, теплого. Никакого.
Способов почитания Бога столько, сколько религий, включая их толки и секты. Выбери ту, которая ближе тебе и доступнее и держись ее, не тратя время на пустые межконфессиональные распри, в них нет смысла. Точнее, в них меньше, намного меньше смысла, чем в любой религии. Междуверие и распри меж верами так же ущербны, как и неверие. Надо определиться и держаться своего - это всё, что от тебя требуется Богом.
Лизоблюды привыкли к власти. Срослись с нею. Боятся признать, что начинаются новые катакомбы.
Влиятельный человек - это как большой камень, падающий в воду: от него расходятся волны в виде прихлебателей - родни, подхалимов, слуг, охранников, биографов и т.п. Чем больше камень, тем больше волна, тем больше шансов у прихлебателей прихлебнуть побольше. Но большой камень и придавить может, да и волны от камня со временем гаснут. Бедные-пребедные прихлебатели!
Перефраз известной поговорки: водка с закуской - деньги на ветер. Поэтому последняя стадия алкоголизма - это только водка. Ну, и вода, самое большее.
Бродячий пес,
Искупавшись в озере, отряхивается.
Закат весеннего солнца.
На чем поставишь ударение, тем и будешь. Попов - где поставишь ударение, тем и будешь. Попов Порожек. Действительно, порог между нашими и вашими.
Птицам, строго говоря, наплевать - идут ли рядом войны, выборы, митинги, террористические и контртеррористические операции, олимпиады, революции и т.д. и т.п. Птицы поют тогда, когда им хочется, и летают туда, куда им хочется. Это нам не наплевать на всю эту бодягу. А вот птицы к ней вполне равнодушны. Навеяно пеньем соловья в грохоте города.
Не все сеятели прекрасного, доброго, вечного видят дальше своего носа. Даже часто их кругозор ограничен их темой, а за ее пределами - хоть потоп. Ну, или засуха. Вот характерный пример: май 2013-го, стоит почти месячная жуткая жара, "всё живое влаги ждет", но тут случись т.н. ночь музеев, и вот один музейный работник накануне этой ночи заклинает: "лишь бы погода стояла хорошая и дождя не было". Заклинания, надо полагать, были услышаны, и еще неделю простоял испепеляющий зной. Музейная ночь удалась на славу. Зато в полях и лесах всё горело. Гори всё синим пламенем, лишь бы мое прекрасное, доброе, вечное осталось в памяти народной.
Интернет порождает маленьких фюреров и наполеонов. Как и всякое СМИ.
Можно предположить, что когда-нибудь появится человек или группа людей, работающих на грандиозную цель - создать из русского, украинского, белорусского языков единый язык, который вберет в себя всё лучшее, что есть в каждом из них, и отметет всё худшее. БУРский язык. Тогда, например, исчезнут глупые страхи и претензии "русскоязычных". Да и многое из нынешнего идиотизма исчезнет. Почему нет? Ведь созданы же с нуля всякие эсперанто и волапюки. Естественно, исполнители проекта "БУРский язык" должны быть гениальными. Уровня Пушкина.
Неверующему совет: не говори о том, что Бога нет. Если на самом деле нет, то промолчав об этом, ты ничего не приобретаешь: на нет и суда нет. Если же Бог есть, то не говоря о своем неверии, ты ничего не теряешь, и прежде всего и главное - надежду на жизнь вечную, т.к. сказано же, что всё простится человеку, кроме хулы на Бога.
Священник не должен рассуждать, как психолог. Это разные должности - примерно как министр финансов и бухгалтер.
В конце фильма "Сталкер" звучат стихи Тютчева, хотя логичнее была бы цитата из Евангелия о вере с горчичное зерно. Но совдеповская цензура не пропустила бы этот перебор евангельских цитат, особенно же как идею и финал всего фильма.