Свою убывающую красоту женщина в старости компенсирует красотой заемной, внешней - например, цветами, духами и пр. А доброта, милосердие всегда остаются в доброй женской душе и к старости часто возрастают. К сожалению, отличительные качества мужчин - сила и ум - к старости только снижаются. Поэтому в среднем женщины живут дольше мужчин. Даже не надо смотреть статистику. Кто самые долгожительные? То-то и оно.
В науке так: либо ты занимаешься с младых ногтей только своей наукой и добиваешься в ней успехов, а в старости философствуешь, либо ты пытаешься философствовать в науке с молодости и тогда ты не добиваешься успехов ни в философии, ни в науке. Если, конечно, твоя наука не философия.
Чехов не любил философию и философов вероятно потому, что ему не стукнуло лет 60, когда не просто позволительно, но желательно и радостно философствовать.
Собрание сочинений Чехова - прекрасная школа воспитания чувств, если читать его от первого тома до последнего, т.е. хронологически. В отличие от Достоевского и Толстого, у которых первые же вещи заявляют о яркой гениальности, у Чехова постепенное развитие от года к году, от тома к тому. Правда, в последних его вещах развитие идет уже в обратном направлении. Медленно, как и положено на пике славы, но верно. "Дом с мезонином", "Человек в футляре", "Ионыч", "В овраге", "Невеста" - это уже почти страшилки. Только "Душечка" радует, да и ту Толстой растолковал без вариантов так: задумка у автора была гаденькая вначале, но истина в итоге победила.
А ведь чеховский Астров автобиографичен. Все признаки есть. И врач, и лесовод, и бабник, и выпить не дурак, и даже вот это "у меня нет огонька впереди" тоже очень по-чеховски. Огонек у Чехова был, но под конец стал немного коптить.
"Холстомер (История лошади)" ставит такой вопрос: ну, ладно, быть упырем и полным паразитом грешно и нельзя, быть лошадью (ишаком и т.п.) - можно и нужно. А как тогда быть с мышлением, да хоть с праздниками? Их Толстой тоже отрицал: а никаких вам праздников, мол, Христос не завещал. Толстой отрицал самого себя, ведь нельзя же тогда и писателем быть, не будучи трутнем. Причем отрицал последовательно и согласно идее "Холстомера". Он и свой шедевр, "Войну и мир", не ставил ни во что и даже считал вредным. Тачай сапоги, ходи за плугом, ишачь на земле и т.д. и т.п. - вот всё, что тебе позволено по теории Толстого. Не думай.
Это, вообще, заманчивая идея - не думать. Быть ишаком, рабом, роботом, киллером, абсолютным солдатом або ж киборгом, исполнителем чужой воли, носителем бремени белых и т.д. и т.п. Между прочим, у Хемингуэя эта идея - одна из любимых. Например, в "The Killers" характерный конец: you better not think about it. А ты не думай. В своем шедевре "По ком звонит колокол" (его "Войне и мире") Хемингуэй дает образ почти абсолютного солдата. He had only one thing to do and that was what he should think about and he must think it out clearly and take everything as it came along, and not worry.
Сколько рекордов по прыжкам в длину состоялось бы, если б не это дурацкое правило - не заступить за черту. Стыдобушка! Неужели нельзя при современной технике дать прыгуну запас в полметра, да хоть три метра на постановку ноги и от точки прыжка отсчитывать длину прыжка? И дело не в одних спортсменах, и не о спорте пел Высоцкий: только за черту я заступил... Эта бездарная бюрократия на каждом шагу - тормоз для талантов, заступающих за черту.
Иногда возникает чувcтво, что тебе вcё возможно, вcё под cилу, род эйфории. Еcли этого добитьcя c помощью алкоголя, то эйфория может побудить тебя взятьcя за дело, и тогда ты наиболее уязвим. Эту эйфорию можно и нужно подавить только одним методом - отрезвлением.
Французский язык был для русских дворян вроде ширмы, которой можно было отгородиться от прислуги, точнее, от ее ушей. А прислуга в отместку подглядывала и подслушивала, ведь интересно же, о чем они там шушукают на самом деле. Нынешние "дворяне" придумали другую ширму: стоит только нанять прислугу из экзотической страны, чтоб ни бельмеса не поняла, даже если б подслушала. И не надо заморачиваться с изучением языка. Соблюден тот же принцип, что и при покупке диплома, теплого места, крутой тачки с шофером. Разом избавляешься от кучи трудов и хлопот.
Можно подписаться под каждым словом проповедника морали, особенно под словом приветливость. А вот у Достоевского - столкновение приветливости, резвости, веселости с задумчивостью, мечтательностью и даже (о, ужас!) с тоской. Неоконченная и непонятная "Неточка Незванова" как столкновение с оконченной и понятной (уже в середине) "Анной Карениной". Эти два романа - зеркальное отражение различий между двумя гениями.
Толcтой во многом брал на cебя функции Церкви, по защите от произвола влаcтей прежде вcего. Да и как Синод cам c cобой боролcя бы? Как можно было отлучать этого бунтаря от Церкви?
Проф. Оcипов опровергает католичеcтво личноcтями католичеcких cвятых, но лишь некоторых. Почему бы не вcех cкопом привлечь? Однако, проф. обо вcех умалчивает, зная, что апелляция к авторитетам не решает проблему, ведь наряду c низкими еcть и выcокие авторитеты.
Паcкаль по гениальноcти не уcтупает Доcтоевcкому, хотя один - ревноcтный католик, а другой - ревноcтный противник католичеcтва. Подобных примеров можно найти немало во вcех религиях. Стало быть, авторитетами можно легко как опровергнуть, так и подтвердить любую веру.
"Как же так: такой гений, такой умница, такая светлая голова - и неправ? Быть того не может!" - примерно так раccуждают поклонники cвоих идолов.
"Как же так: такой дурак, такое чмо, такая свинья - и прав? Быть того не может!" - примерно так раccуждают борцы с инакомыслящими.
Интереcно было бы узнать cоcтав библиотеки Шопенгауэра. Три тыcячи томов как-никак. Шопенгауэра как-никак.
Современных авторов - почитывать, клаccиков - перечитывать.
Всё пугают Путиным. Да В.В.П. - просто ягненок по сравнению с Гитлером, Сталиным, Наполеоном, Чингисханом и т.д. Можно копнуть и дальше. Например, ужасают библейские битвы: тысяча тысяч против 500 тысяч, затем 400 тысяч, 300 тысяч и т.д. Причем все эти сотни тысяч биты наголову. Ощущение такое, что библейские битвы скоро вернутся, после 70-летнего перерыва.
Прививка против фашизма одних не коснулась, других не излечила, а на третьих уже ослабела. Всем нужна новая инъекция войны, только вот прививка ли это будет?
Бегайте марафон или хотя бы готовьтеcь к нему, бегая в любую погоду. Можно и за неделю пробегать марафон и тоже считать это одолением марафона. Не шутка - полторы сотни километров в месяц круглый год! Это лучшая подготовка к будущим неизбежным войнам.
Всегда убивали фразы сегодняшний день, сегодняшнего дня и т.д. Почему не сей день, сего дня? Тавтология ить. Русский загажен такими бюрократическими оборотами. "Ждите неделю и по истечении этого времени..."! Почему не "ждите неделю и после этого..."? Или просто "после недели ожидания..."? Или еще проще - "через неделю..."?
Почему я должен верить летописям на слово? Только потому, что они древние? А что, если они написаны негодяями, дураками, мошенниками, хвастунами, ура-патриотами, параноиками, крючкотворами и т.п.? Разве это основание для веры летописям - то, что их откопали где-то в древнем книжном хламе?
Если летопись пишется с чужих слов, то сколь бы честным ни был летописец, он поневоле участвует в "испорченном телефоне". Известно же, что последовательный перевод с языка на язык после N-го шага уже не то что не похож на оригинал, но даже может ему противоречить. Маленькая ложь, усиленная в N-й степени, превращается в большую. Ничего личного, чистая математика.
Очевидно, в России пора задуматься о создании Украинской АО, например, на границах Саратовской, Самарской и Оренбургской областей. Как противовес этим параноикам, что засели сейчас в Киеве. Да и то сказать: не самый последний по численности и авторитету народ в РФ - а никакой ему ни АО, ни АР.
История с задержанными фурами (на Украине - российскими, в России - украинскими) - типичный пример "слона в посудной лавке". Слоны - правители России и Украины. Причем - какой прекрасный повод! - здесь нашим российским слонам взять бы и проявить благородство и великодушие: мол, вы наши фуры задерживаете, а мы вашим - хлеб-соль и печеньки. Тогда этим фашиствующим придуркам поневоле стало бы "прикро, соромно та спекотно". Ан нет, не тут-то было! Не дождетесь вы великодушия от правителей великой и могучей. Это только на карте мы велики, а в душе - мелочны и мстительны до одурения.
В дело создания единого укро-русо-белорусского языка положу первый камень. Есть такое слово - "мочь", с тремя смыслами. Один из них - позволительность, второй - способность, третий - вероятность. И всех их объединяет слово "возможность". Так вот, хотя бы первый смысл лучше передавать словом "можность". А слово "могу" в смысле "можно мне" лучше превратить в "можу". Тогда я можу разбивать на два слова "может" и "могет", "можем" и "могем" и т.д. Как наши космонавты перед полетом смотрят "Белое солнце пустыни", так можут смотреть "В бой идут одни старики" первопроходцы единого "убруского" языка.
Если владеешь иностранным языком на уровне родного, то иностранную книгу лучше читать в оригинале, чем в переводе. Но так бывает не всегда. Иногда перевод настолько хорош, что сам по себе - шедевр литературы. Как, например, "Гаргантюа и Пантагрюэль" в переводе Н. Любимова. А бывает и наоборот, что автора в переводе обкрадывают и искажают до пародии, почему-то забывая, что перевод - это высокое искусство. Борис Пастернак, конечно, великий поэт, но прозаик и переводчик очень средний. Вот не надо было ему браться за перевод "Фауста", когда уже был прекрасный перевод Николая Холодковского. Если хочешь "соревноваться с автором", так и заяви по старинке - мол, это подражание автору. Скромно и почтительно. Тогда создашь, быть может, свой собственный шедевр литературы, как Пушкин свои "Подражания". А не создашь, так твоя заявленная самодеятельность оградит автора от упреков.
Если же иностранный язык для тебя совсем не родной, то иностранную книгу лучше читай параллельно в оригинале и в переводе. Тогда перевод подскажет тебе скрытые смыслы оригинала, а оригинал подскажет тебе, что пропущено в переводе. В переводе поэзии пропуски просто неизбежны, да и в прозе они случаются. Но "Фауст" в переводе Николая Холодковского - пример по-настоящему высокого искусства перевода, при том, что "Faust" совсем не маленькое и не простое произведение.
Есть такая профессия - комментатор. Очень хорошая профессия, но только тогда, когда комментатор проникся комментируемым, иначе говоря - стал жить им хотя бы приблизительно. Из наилучше прокомментированных книг - "Москва-Петушки" (М.: Вагриус, 2007 - 576 с.), где объемный комментарий Эдуарда Власова чуть ли не затмевает книгу. Комментарий С. Артамонова к "Гаргантюа и Пантагрюэлю" тоже превосходен. К сожалению, комментатор-литературовед - профессия вымирающая, если судить по последним изданиям. Да и то сказать: дело это небыстрое, хлопотное, затратное, какое там осилить его нашим издателям?
Сотни миллионов лет солнечная энергия накапливалась в виде угля, нефти и газа, а теперь она за несколько сот лет израсходуется. "Технология" накопления в виде водорослей в океане и лесов на суше была гораздо эффективнее и обширнее, чем все, что может придумать человек. Как можно рассчитывать на то, что солнечная энергия (источник питания для растительной "технологии") в человеческих технологиях может заменить уголь, нефть и газ? Никак. Что нужно? Два сценария - невероятный и вероятный: 1) найти замену солнечной энергии и переселяться на Луну и Марс, где эта лишняя энергия не взорвет планету; 2) бесконечно воевать за ресурсы, попутно истребляя миллиарды потребителей ресурсов и превращая их трупы в ресурсы.
Брат двоюродный - брат? Брат. А троюродный? Тоже брат. Мы все - стотысячеюродные братья. Пусть дальние, но братья же. И сестры. Всего лишь 100000 поколений отделяют нас от наших общих предков. Или меньше 100000, и кто знает, насколько меньше? Случайный прохожий - может, у нас ним общие в 30-м поколении отец и мать. "Все люди братья" - истина, которая только дурням кажется пустой.
Когда вокруг тебя умирают люди, пусть даже противные тебе, пусть враги и недоброжелатели твои, - ведь жалко же! Жалко хотя бы потому, что в подсознании сидит: я - следующий. Жалко потому, что мы живем в одно время и в одно время умрем, ведь сто лет на весах вечности - нуль. Современники, сверстники, как же мы не братья?
Если согласиться, что лучшие и самые видные погибают первыми (истребляются, чтоб не высовывались), а серые и бездарные выживают, то род людской - вымирающая ветвь цивилизации, и вопрос только в том, когда это началось и когда закончится.
Этике благоговения перед жизнью Альберта Швейцера недоставало одной детали - этики благоговения перед смертью. С этой деталью этика Швейцера обрела бы полноту, ведь смерть - главное дело и венец жизни.
Достойная смерть может оправдать недостойную жизнь. Эту аксиому христианской этики не принимал даже такой глубокий мыслитель, как Марк Аврелий, так много думавший о смерти. А ведь казалось бы стоик и всё такое. Видимо, "всё такое" и помешало смотреть на христианство без шор - император не мог позволить себе такую роскошь. В те времена смерть за Христа была наградой и радостью, а Марк Аврелий считал ее напускной, рисовкой, от слепого упорства в вере идущей. В тогдашних традициях Рима смерть положено было встречать хладнокровно, серьезно, без рисовки. Какая там еще радость? Радость у публики при виде растерзанных христиан на арене - это да, радость. И эти времена возвращаются.
Йога и марафон помогают избавиться от тех самых страстей, с которыми зачастую безуспешно борется Церковь. Покаянные скромники в пределах церкви - вне ее пределов часто ведут себя как гневливые гордецы. Зато именно от гнева и гордыни помогают избавиться:
- йога (сугубо асаны, не философия);
- марафон (сугубо тренировки, не соревнования).
С Богом нельзя запанибрата. А Им созданный мир - не торговое предприятие типа "ты мне, я тебе".